Выпуск посвящается 100-летию Владимира Солоухина
11 - 27 июня 2024 года, как и на Втором образовательном форуме в сфере патриотического воспитания, - юнкоры (отряд юнкоров «ФЕНИКС» им. Адмирала П.С. Нахимова - МС «ДИНАСТИЯ» - Юнармейский медиацентр Пермского края «ЮНКОР» - представил Александр Сергеевич Куляпин, учитель СОШ №135) продолжают работы в сфере экологии.
Наш проект - «Река Ива наша малая Родина. Сбережем её!»
Наше образовательное путешествие в страну «Профессионалитет» «С «зелёной «грядкой», - командный эко-поход на обустройство клумб пришкольного участка!
Юнвоенкоры отряда военкоров «ФЕНИКС» им. Адмирала П.С. Нахимова - МС «ДИНАСТИЯ» - Юнармейский медиацентр Пермского края «ЮНКОР» с участниками «отряда мэра» и ребят «трудовой смены» прибыли по повестке 26.06-27..06.24г. в зелёную зону СОШ №135.
Место проведения проекта на эту декаду: территория школы № 135 ( в долине реки Ива).
См. фотоальбом
Тема: - КАК ОЗЕЛЕНИТЬ СВОЙ ДВОР;
См. наш выпуск «Школьных Новостей»:
СОШ№135: КАК ОЗЕЛЕНИТЬ СВОЙ ДВОР
https://school135.ru/news/soshno135-kak-ozelenit-svoj-dvor
Деятельность по реализации проекта осуществляется через следующие механизмы:
создание и организация работы детских экологических трудовых и образовательных отрядов;
Работа НОУ (научного общества учащихся) в лагере;
Проведение квест-игры по раздельному сбору мусора;
Проведение конкурсов - «Юный эколог»;
Организация игрового блока в детском лагере - интерактивные игры, направленные на закрепление полученных знаний, умений, навыков, понятий;
Выбор маршрутов и объектов для проведения практических занятий по курсу “Основы экологии”;
Отбор учащихся эколого-биологического смены в группу “инструкторов” и занятия с ними по специальной программе;
Экологические занятия «Встреча с природой» и уроки доброты;
Привлечение детей из младших классов отряда «Эколята».
Озеленяем мемориал Героя Советского Союза Ф.Г. Старцева.
См. наши выпуски «Школьных Новостей»:
СОШ №135: Фёдор Григорьевич Старцев. Урок мужества
https://school135.ru/news/sosh-no135-fjodor-grigorevich-startsev-urok-muzhestva?highlight=
История нашей улицы
https://school135.ru/news/istoriya-nashej-ulitsy?highlight=
«Парта Героя» в СОШ №135
https://school135.ru/yunarmiya/parta-geroya?highlight=
Герои страны
https://school135.ru/yunarmiya/geroi-strany?highlight=
В экологическом штурме участвовали учителя литературы Н.Санникова и Л.Девяткова, заведующая библиотекой. Поэтому от героической судьбы Ф. Старцева мы перешли к такой же судьбе в литературе — В. Солоухину, и озеленение стало своеобразным литературным уроком на открытой природе.
- В советскую «многонациональную» литературу Владимир Солоухин сразу шагнул как русский во всех смыслах писатель. Член КПСС с 1952 года, корреспондент партийного журнала «Огонек», автор множества «ортодоксальных» статей, он вдруг выдал в разгар оттепельной демократизации лирическое, необычное по форме и содержанию сочинение о родной для него среднерусской глубинке. Повесть «Владимирские проселки», от которой на читателя повеяло свежим, по-летнему теплым, ласковым ветерком
Летом 1956 года Владимир Солоухин отправился на свою малую родину. За несколько недель он излазил большую часть Владимирского края. Какую-то часть пути молодой писатель прошагал пешком, какую-то проскакал на лошади, где-то проехал на машине, а в одном месте проплыл на колёсном пароходике. Во время этого путешествия у него сложилось некое подобие путевого дневника, из которого потом выросла книга «Владимирские просёлки».
Эта вещь очень глянулась Константину Симонову. Он лично летом 1957 года отрецензировал рукопись и распорядился поставить в ближайшие номера редактируемого им журнала «Новый мир».
За «Владимирскими просёлками» последовала «Капля росы». Правда, она была напечатана уже в другом журнале – «Знамя». И в ноябре 1960 года главред «Знамени» Вадим Кожевников выдвинул обе вещи на соискание Ленинской премии. К пакету документов на эту премию он приложил и краткую творческую биографию Солоухина. Читаем:
«Родился в 1924 году в селе Алепино Владимирской области в крестьянской семье.
Четырнадцати лет, окончив сельскую школу, ушёл в г. Владимир продолжать образование. С 1939 по 1942 год учился во Владимирском механическом техникуме, а с 1942 по 1946 год находился в рядах Советской армии.
Летом 1946 года был демобилизован, поступил учиться в Литературный институт имени А.М. Горького. Окончил его в 1951 году.
С 1951 по 1957 год работал в журнале «Огонёк» в качестве корреспондента-очеркиста.
С 1957 года член редколлегии «Литературной газеты»; член президиума Московского отделения Союза писателей» .
Можно, конечно, было бы тогда и поподробнее расписать весь жизненный путь Солоухина. Дело того стоило.
Что добавить? Первое – Военную службу Солоухин проходил в Москве в Кремлёвском полку. Позже некоторые либералы это ставили ему в вину: мол, почему это Солоухин увернулся от фронта. Да ни от чего Солоухин не уворачивался. Не он решал, где ему тогда было служить. Приказы вышестоящего командования оспариванию не подлежали. И поэтому Солоухина не за что осуждать. Красавец-мужчина, русский богатырь многим казался баловнем судьбы. «Косая сажень в плечах, густая светлая шевелюра, голубые глаза, массивная фигура», — так описывала его супруга, врач, с которой огоньковский корреспондент когда-то случайно познакомился в Нарьян-Маре, а затем прожил всю оставшуюся жизнь. Большую часть сверстников Солоухина убила или покалечила война, ему же, деревенскому парню, судьба уготовила службу в элитном московском спецполку. Даже британский премьер Черчилль, обходя со Сталиным в 1942-м строй кремлевских курсантов, засмотрелся на этого бравого русака.
Второе. Как Солоухин учился? Лучше многих. Он в конце 40-х годов всё успевал: и на занятия ходить, и стихи писать, и влюбляться. Летом 48-го года ему приспичило поехать в Нагорный Карабах. «Это мне необходимо, – писал он в дирекцию Литинститута, – для сбора материалов на поэму». А тогда абы кому командировки не выписывали. Надо было предъявить от начальства характеристику. И дирекция Литинститута написала: «В. Солоухин творчески одарённый человек. По отзыву В.А. Луговского и П.Г. Антокольского (а это были не последние в советской литературе стихотворцы. – В.О.) является способным поэтом». А летом 1950 года Солоухин намылился на родную Владимирщину.
Третий момент. Свой диплом молодой поэт защищал весной 1951 года, руководителем у него был В. Коваленков, а оппонировал ему фронтовик Сергей Наровчатов. В протоколе государственной экзаменационной комиссии было записано, что Наровчатов при обсуждении диплома выпускника Литинститута заявил: «В. Солоухин – поэт широкого размаха и большого душевного напряжения». Все проголосовали за то, чтобы молодому поэту поставить отличную оценку. А уже через год Солоухин сам выступал в Литинституте оппонентом на защитах дипломных работ, в частности, ему пришлось судить рассказы одного из самых лучших учеников Константина Паустовского Бориса Балтера.
В 1966 году Солоухин подготовил книгу новых лирических рассказов. Точнее, даже две: «Зимний день» – это сборник таких зарисовок о природе и о деревне и «Третья охота» – о грибах. Он предложил свои рукописи издательству «Советский писатель», и их обе высоко оценил мастер охотничьих былей Олег Волков.
Ккогда-то он сделал большое дело для мансийской литературы: совершил путешествие по Оби и Сосьве и поучаствовал в переводе «Языческой поэмы» Ювана Шесталова. А почему бы теперь писателю не добраться, скажем, до шурышкарских хантов и не перевести исполненную глубокого философского смысла поэму Леонтия Тарагупты «Пословский причал»?! Но Солоухин только усмехнулся. «Ты же видел, – заметил он, – что даже губернатору это не нужно.
Вязь солоухинских фраз и метафор сразу же заставила советских читателей вспомнить о прекрасной русской классике — Тургеневе, Аксакове, Бунине: «То белая колоколенка проглянет из синего марева, то красная крыша дома сквозь зелень сада, то прогремят колеса по бревенчатому мосту через светлую небыструю речку, то васильковое платье девушки завиднеется на тропинке во ржи, то солнце набросает на сочную траву ярких пятен, процедившись сквозь трепещущую листву молодых берез».
Родная, любовно описанная природа, быт деревень и колхозов, откровенные разговоры с крестьянами, разоренные церкви с оскверненными древними кладбищами, бодрое грохотание технически изощренного производства в Кольчугине и отравленная теми же промышленниками река — все эти как бы отдельные дорожные наблюдения-очерки перевязаны единой авторской нитью, думой о русской земле, то лирически возвышенной, то беспокойной, тревожной, с привкусом горечи.
Чувствовалось, что рассказывал о владимирских проселках человек для этих мест отнюдь не посторонний, а свой, коренной, при этом умеющий смотреть вдаль, «во весь окоем», художественно и публицистически обобщать, делать философские выводы.
Уникальная писательская оптика с повествованием от своего лица определила особое место Владимира Солоухина в советской, русской литературе. При этом он вовсе не пел бесконечную песню о себе любимом. «Автобиография состоит не из описания самого себя, а из описания всего, что ты увидел и полюбил на земле», — пояснял свой метод Владимир Алексеевич.
В действительности солоухинский феномен гораздо сложнее, чем кажется. Владимир Алексеевич не был ни простачком, ни циником, и чтобы это понять, достаточно взглянуть непредвзято на то, что он, плоть от плоти своего народа, сделал для него в литературе.
Десятый, последний ребенок в большой и крепкой крестьянской семье из села Алепино (половина его жителей являлись Солоухиными), Володя с детства был приучен к труду на земле. У деда имелись два домашних заводика: восковой и кирпичный. Семью раскулачили «по-мягкому», благодаря некоему доброму уполномоченному никуда не сослали, и сей факт по понятной причине писатель впоследствии долго скрывал — как и глубокую религиозность матери и свои горячие детские молитвы, благо храм стоял напротив их дома. Старшая сестра до революции училась в гимназии, любила поэзию Серебряного века и младшего братца к ней приохотила. Мать читала ему иные стихи — Пушкина, Некрасова, Фета. Через много лет эта детская закваска пересилит в какой-то момент «взрослую», комсомольско-коммунистическую накачку. Обратная замена культурных приоритетов станет видна уже в первой книге прозы.
«Пафос «Владимирских проселков», их «сверхзадача», пусть интуитивно нащупанная... — это увидеть Россию сквозь внешние очертания советской действительности», — признавался он спустя десятилетия.
Написанные им книги (как поэтические, так и прозаические) становились все более русскими — по мере пересмотра того, что произошло с нашим народом под властью большевиков. В «Письмах из Русского музея» (1966) Солоухин обращает внимание на иконописное, архитектурное (и вообще художественное) наследие России, решительно отвергая модные западные веяния псевдоискусства. В «Черных досках» (1968) поет настоящий гимн русской иконе, плачет о поруганной вере, сломанном национальном укладе. С помощью «коллекционерской» линии повествования (хобби, мол, у меня такое) и ловких культуртрегерских пассажей припрятывает идейную соль книги — хотя, конечно, не для умного, восприимчивого к русскому духу читателя и не для бдительных «товарищей» из сплоченной когорты «интернационалистов», усмотревших в этом литературном направлении ненавистные им «великодержавный шовинизм» и «заигрывание с боженькой».
«Прототип» тем не менее тонко чувствовал опасные грани, знал, когда следует слегка усыпить чрезмерную бдительность идеологов. Сочинял в числе прочего политически нейтральные, приемлемые для всех «лагерей» произведения малой формы. Например, продолжая в своем эссе «Третья охота» ненаписанный труд Сергея Аксакова о сборе грибов, красиво подметил: «Срежешь... у самой земли и увидишь, что мясо корня так же бело и чисто, как сметана или свиное сало, тогда второй раз екнет сердце». А в лирико-практическом очерке «Трава» рассказал читателям про пользу и красоту луговых растений.
С любовью (и осторожностью на идеологически опасных поворотах) описав в «Капле росы» (1960) собственное деревенское детство, он много позднее, уже во время перестройки, повторит этот рассказ как исповедальный в одной из лучших своих книг «Смех за левым плечом». В 1966-м вышел (конечно же, с купюрами) пронзительный, насквозь автобиографический роман «Мать-мачеха», где у Солоухина впервые появилась разветвленная система героев, и у каждого из них имелся реальный прототип.
Между тем совместно с Леонидом Леоновым, художником Павлом Кориным, архитектором Петром Барановским и историком Борисом Рыбаковым они создали Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры (ВООПИиК), чью роль в пробуждении русского духа, восстановлении «связи времен» переоценить невозможно. Огромной благодарности потомков заслуживают усилия Владимира Солоухина в деле сохранения и реставрации уцелевших в годы большевистского погрома икон, а также великой национальной святыни — Оптиной пустыни. На последнюю поэт и прозаик обратил внимание сограждан в знаковом очерке «Время собирать камни», где, аккуратно обтекая цензурные препоны и рогатины, возвращал массовому читателю уважение не только к знаменитой обители, но и к славянофильству.
После выступлений Владимира Алексеевича в печати Большое Шахматово постановлением Совмина РСФСР было превращено в Государственный музей-заповедник Александра Блока. А уже в новейшие времена при непосредственном участии Солоухина воссоздавался храм Христа Спасителя в Москве.
Написанные им стихотворения по художественному качеству — разные, главное, что есть среди них те, что пополнили золотой фонд русской поэзии. «И сердце щемит без причины, / И сила ушла из плеча. / Мужчины, мужчины, мужчины, / Вы помните тяжесть меча?» — эти строки не только читали с эстрад и на кухнях, но и клали на музыку.
Стихи Солоухина звучали порой как гимн русского сопротивления: «Держитесь, копите силы, / Нам уходить нельзя. / Россия еще не погибла, / Пока мы живы, друзья».
Иногда автор видел себя трагическим витязем, борющимся за Святую Русь: «Я поднимаюсь, как на бруствер / На фоне трусов и хамья. / Не надо слез, не надо грусти — / Сегодня очередь моя!». Его поэтические «тотемы» также нашли отражение в стихотворчестве: «Я вне закона, ястреб гордый, / Вверху кружу. / На ваши поднятые морды / Я вниз гляжу...». По рассказам Высоцкого, свою знаменитую «Охоту на волков» Владимир Семенович написал под впечатлением солоухинских строк о серых хищниках русского леса: «Мы, как на расстреле, / На землю ложились без стона. / Но мы уцелели, / Хотя и живем вне закона».
Знатно поработал поэт-прозаик и на переводческой ниве: переложил на русский «Мой Дагестан» Расула Гамзатова, с которым крепко дружил; открыл советскому читателю якутского поэта Алексея Кулаковского; перевел бурятский и киргизский эпосы и многое другое.
Собственная вдумчивая лирика занимала в жизни Солоухина особое место. На закате дней он в каждом своем выступлении читал стих «Три черемуховых дня» — в качестве некого лирического завещания: «Прошу у жизни как награды: / Дай три черемуховых дня, / А остальных уже не надо».
Почувствовав приближение смерти, позвал священника, исповедовался, соборовался, причастился. Стал первым человеком, которого отпели в еще не полностью отстроенном Храме Христа Спасителя. Председателем фонда восстановления величественного собора Владимир Алексеевич являлся с 1990-го до своей кончины 4 апреля 1997 года.
В архипастырской речи на отпевании патриарх Алексий II произнес: «Он всей душой любил Россию, землю Русскую, был настоящим христианином, который первым напомнил обществу о наших духовных, нравственных корнях, о необходимости вернуться к вере».
Духовным заветом Владимира Солоухина, наверное, можно счесть размышление от первого лица в повести «Смех за левым плечом»: «Только тот прогресс я считал бы истинным, который увеличивает на земле общее количество счастья. Или хотя бы уменьшает общее количество зла. Человечество оказалось в ловушке у дьявола и движется по дьявольскому пути. Надежда только на то, что, катясь по наклонной плоскости и докатившись до самой пропасти и уже заглянув в нее, человечество, возможно, сумеет отпрянуть в последний момент назад, судорожно отползти, цепляясь за траву, и тогда начнется реакция. То есть движение назад, а в сущности — вперед и вверх».
Не противореча Солоухину-публицисту, Солоухин-лирик оставил нам завет и в принципиально иной тональности: «Жить на земле, тянуться в беспредельность — вот человека радостный удел».
Берёза
В лесу еловом все неброско,
Приглушены его тона.
И вдруг белым-бела березка
В угрюмом ельнике одна.
Известно, смерть на людях проще.
Видал и сам я час назад,
Как начинался в дальней роще
Веселый, дружный листопад.
А здесь она роняет листья
Вдали от близких и подруг.
Как от огня, в чащобе мглистой
Светло на сто шагов вокруг.
И непонятно темным елям,
Собравшимся еще тесней:
Что с ней? Ведь вместе зеленели
Совсем недавно. Что же с ней?
И вот задумчивы, серьезны,
Как бы потупив в землю взгляд,
Над угасающей березой
Они в молчании стоят.
БУКЕТ
Я их как собирал?
Колокольчик чтоб был к колокольчику,
Василек к васильку
И ромашка к ромашке была.
Мне казалось, что будет красивей букет,
Если только одни васильки,
Или только одни колокольчики,
Или только ромашки одни
Соберутся головка к головке.
Можно стебли подрезать и в воду поставить в стакан.
Постепенно я понял,
Что разных цветов сочетанье
(Ярко-желтого с белым,
Василькового с белым и желтым,
Голубого с лиловым,
Лилового с чуть розоватым)
Может сделаться праздником летних полуденных красок,
Может сделаться радостью. Надо немного условий:
Просто капельку вкуса
Или, может быть, капельку зренья —
И букет обеспечен. Хватает в июне цветов!
Так я их собирал. Но
(Во всем виновата незрелость)
Я наивно считал,
Что простые, невзрачные травы
(Это кажется нам, будто травы бывают невзрачны)
Недостойны приблизиться
К чистым, отборным и ясным,
Собираемым мною в букет, удостоенным чести цветам.
Обходил я пырей,
Обходил я глухую крапиву,
«Лисий хвост» обходил, и овсюг, и осот полевой,
И пушицу,
И колючий,
Полыхающий пламенем ярым,
Безобразный, бездарный татарник.
Им, конечно, хотелось. А я говорил с укоризной:
«Ну, куда вы?
Вот ты, щавеля лопоухого стебель,
Полюбуйсь на себя, ну куда ты годишься?
Разве сор подметать?
Ну, допустим, тебя я сорву…»
И затем,
Чтоб совсем уж растение это унизить,
Я сорвал
И приставил метельчатый стебель к букету,
Чтобы вместе со мной все цветы на лугу посмеялись
Сочетанью ужасному розовой «раковой шейки»
И нелепой метелки.
Но…
Не смеялся никто.
Даже больше того (что цветы!), я и сам не смеялся.
Я увидел, как ожил, как вдруг засветился букет,
Как ему не хватало
Некрасивого, в сущности, длинного, грубого стебля.
Я крапиву сорвал,
Я приставил к букету крапиву!
И — о чудо!— зеленая, мощная сочность крапивы
Озарила цветы.
А ее грубоватая сила
Оттенила всю нежность соседки ее незабудки,
Показала всю слабость малиновой тихой гвоздички,
Подчеркнула всю тонкость, всю розовость «раковой шейки».
Стебли ржи я срывал, чтоб торчали они из букета!
И татарник срывал, чтоб симметрию к черту разрушить!
И былинник срывал, чтобы мощи косматой добавить!
И поставил в кувшин,
И водой окатил из колодца,
Чтобы влага дрожала, как после дождя проливного,
Так впервые я создал
Настоящий,
Правдивый букет.
(исп м-лы СМИ; В.Огрызко; А.Самохин; Информация подготовлена по сведениям открытых источников)