Военкоры юнармейского медиацентра, отряда военкоров «ФЕНИКС» им. Адмирала П.С. Нахимова, «МС ДИНАСТИЯ» и ученики 8 классов «б», «в», «г» учителя литературы Е.Рябовой - приняли участие в образовательном путешествии в Дом офицеров, где были организованы концерт и композиция, посвящённые Сталинградской Победе, 80-летию разгрома врага в Сталинградской битве.
Ученики отдали почести у «Вечного огня», возложили цветы вместе со студентами института культуры.
См. фотоальбом
В каждом выступлении, в каждом эпизоде постановочной композиции и в роликах - звучало священное слово – «Сталинград».
К нему можно ничего не добавлять – всё равно сердце застучит учащённо. Для всего мира с зимы 1943 года это – пароль победы над «силой тёмною». Глоток счастья в раскалённой атмосфере Второй мировой, которая для нас всегда будет Великой Отечественной. 2 февраля, 80 лет назад, завершилось противостояние на берегу Волги. От Сталинграда остались только руины, но не было и нет более величественного и славного города. Там сражались за каждый камень, а каждый завод красноармейцы превращали в неприступную крепость. Недаром композитор Арам Хачатурян в своей симфонии, посвящённой Сталинграду, цитировал народную песню о Степане Разине – «Есть на Волге утёс». В те дни бойцы, как утёсы, вставали на пути гитлеровцев. Осенью, в самые чёрные дни обороны Сталинграда, когда немцы давили и нужно было выстоять, 62-я армия генерала Василия Чуйкова наяву показала, что означает выражение «ни шагу назад». Без громкой риторики. Они побеждали, даже погибая. И дождались подмоги, дождались зимы, когда Красная армия перешла в наступление, стягивая кольцо вокруг войск Фридриха Паулюса.
Не раз советские полководцы предлагали ему сложить оружие, гарантировали гуманное отношение к пленным. Но немец тянул… Свою обречённость Паулюс почувствовал только в конце января 1943 года. Когда генерал уже оказался в безнадёжном окружении, Гитлер произвёл его в фельдмаршалы, напомнив: «Немецкие фельдмаршалы никогда не сдавались в плен». Тщетно! 30 января в подвале разрушенного универмага он произнёс давно заготовленную фразу: «Фельдмаршал Паулюс сдаётся Красной армии в плен…»
Объявив о сдаче в плен, Паулюс понуро шёл по улицам несломленного города, шёл по пепелищу. А вёл репортаж о пленении Паулюса журналист Вадим Синявский, которого вся страна любила по футбольным репортажам.
Один из соратников Паулюса – полковник Вильгельм Адам вспоминал: «Внешний облик бойцов Красной армии казался мне символичным – это был облик победителей. Наших солдат не били и не расстреливали. Советские солдаты среди разрушенного города вытаскивали из карманов и давали голодным военнопленным куски хлеба». А ведь немецкие пропагандисты уверяли, что большевики беспощадно истребляют всех пленных. На этом лживом гипнозе и держалась их сила. А бойцы и командиры, прошедшие Сталинград, считали победу неизбежной. От Волги они проложили прямой путь до Берлина, до мутной речки Шпрее, на берегах которой в мае 1945 года остановились победители.
Память о героях Сталинграда хранят старые рябые фотографии, пропылённые архивные документы. Но есть ещё книги и фильмы, без которых подвиг Красной армии не остался бы для нас таким живым. Вечно живым. Лучшие из них создали участники битвы, фронтовики. Даже в самом отчаянном положении, когда сражаться приходилось за выжженную полоску земли, бойцы не оставались без «газетного довольствия». А это – очерки, рассказы, стихи. Они поднимали боевой дух армии – и это не пустые словеса. Статьи Константина Симонова, Василия Гроссмана, Ильи Эренбурга показывали сталинградцам: страна знает о них, они не безвестные солдаты, они решают судьбу войны. Без военкоров как без артиллерии.
Первым открыл Сталинград в литературном измерении Константин Симонов. Вот кто умел писать урывками, между военкоровскими командировками. Впрочем, сначала из сражавшегося города шли его репортажи. 18 сентября 1942 года в «Красной звезде» вышел симоновский очерк «Бой на окраине», неделю спустя – «Дни и ночи» (писатель пробовал на звук название будущей повести!). Эти корреспонденции Москва получала по телеграфу из действующей армии. А потом, через месяц после сталинградской победы, «Красная звезда» опубликовала завершающий материал – «Зимой сорок третьего…». А в первые дни 1944 года появилась первая большая повесть поэта Симонова – «Дни и ночи». О Сталинграде. О тех, кто сражался в рукопашных, кто не отступал, кого он видел тогда, на позициях, когда приходилось вгрызаться в землю, держать оборону. Есть там и Вадим Яковлевич Ткаленко – комбат, с которым Симонов познакомился в сентябре 1942 года. Он стал прототипом капитана Сабурова. Фильм по этой повести вышел ещё до победы, тоже в 1944 году. Как это было важно именно в те дни – чтобы появился фильм о великой битве. Красная армия освобождала город за городом, а в кинотеатрах шёл фильм о первой великой победе над фашистами (тогда их чаще всего называли именно так). После этого сломать веру в нашу Победу не мог никто.
История, литература и кино переплелись накрепко в восприятии победы. После войны время новых книг. «Эх, Сталинград, Сталинград… Как часто о нём вспоминаешь! Об этом городе, стёртом на твоих глазах с лица земли и всё-таки оставшемся живым…» – это слова Виктора Некрасова, писателя, который вскоре после Победы вошёл в литературу со своей «окопной правдой». В годы войны он не имел отношения к прессе. Архитектор по образованию, Некрасов стал заместителем командира сапёрного батальона и защищал Мамаев курган на протяжении всех «дней и ночей» Сталинграда.
Замысел повести родился не в сталинградском пекле, а через год, в резерве – перед Никопольско-Криворожской операцией. Он написал тогда всего шесть страниц – и началось наступление, всех бросили в бой. Тут уж не до литературы. Блокнот пришлось отложить до лучших времён. Повесть сначала называлась обыкновенно: «Сталинград». Но после первых изданий писатель нашёл более точное – «В окопах Сталинграда».
Эту книгу написал вовсе не хладнокровный человек. Там сплетены эмоции на уровне лермонтовского «Бородино». И в то же время Некрасов объективен – как хронисты, как сказители. В его сталинградской книге есть изысканная основательность, которой невозможно не доверять. С первых строк.
Однажды Некрасова вызвал Всеволод Вишневский – ярчайший, увы, ныне подзабытый писатель и военкор, главный редактор журнала «Знамя», в котором некрасовская повесть увидела свет. «Виктор Платонович, вы знаете, какая странная вещь произошла? Ведь вчера ночью, на последнем заседании комитета по Сталинским премиям, Фадеев вашу повесть вычеркнул, а сегодня она появилась». За одну ночь только один человек мог бы вставить повесть в список. Вот этот человек и вставил» – так вспоминался Некрасову тот разговор. Неожиданно он стал сталинским лауреатом. Генералиссимусу понравилась книга, в которой солдатское слово звучит громче победных фанфар. В которой нет ставших в то время штампом рассуждений о полководческом величии Сталина. В 1956-м повесть экранизировали. Только после ХХ съезда фильм, который своим названием всё-таки напоминал о покойном вожде, сочли нежелательным, и киноленту переименовали, выбрав нейтральное «Солдаты». Передать глубину книги кинематографисты не смогли.
После войны Некрасов несколько раз бывал в Сталинграде – как корреспондент «Литературной газеты» и как воин-сталинградец, гость города в дни юбилеев битвы. И даже стоял в почётном карауле у Вечного огня. Всё, что он писал, было связано с войной. Усомнившись в советской идеологии, Некрасов не изменил своего отношения к фронтовому дружеству. «Три года в армии, в самые тяжёлые для неё дни. Полюбил её и победами её горжусь», – писал Некрасов.
Юрий Бондарев называл «В окопах Сталинграда» своей любимой книгой о войне. На фронте – старший сержант, помощник командира взвода. Боевое крещение прошло в сталинградских снегах. Свою лучшую книгу о тех боях – роман «Горячий снег» Бондарев вынашивал долго и опубликовал только в 1970 году. Его герои сражались под Сталинградом в декабре 1942-го, стояли насмерть, остановив танки Манштейна, которые шли на помощь окружённым в Сталинграде дивизиям Паулюса. Само словосочетание, вынесенное в заглавие, очень важно для писателя. Снегу положено быть холодным, но война искажает житейские правила, «бытие становится лицом к лицу с небытием». Поэтому именно горячий снег. И – ежедневное, ежеминутное перенапряжение войны. «Он плакал так одиноко и отчаянно впервые в жизни. И когда вытирал лицо, снег на рукаве ватника был горячим от его слёз» – это из того романа.
В конце 1972 года на экраны вышла картина режиссёра-фронтовика Гавриила Егиазарова по роману Бондарева. За год его посмотрели в кинотеатрах почти 23 миллиона человек. Об этом фильме можно вспоминать долго, но я выделил бы две удачи. Это образ старшего сержанта Уханова, созданный Юрием Назаровым. Ершистый, юморной, одновременно – гордый и простой. Такому непросто отдавать приказы, он неудобен для командиров. Зато Уханов выполнит всё, что положено, как бы трудно ни было. Да, это и есть советский воин, тянувший лямку войны почти четыре года, хлебнувший лиха и спасший мир. А второе чудо фильма – это музыка Альфреда Шнитке. В ней – и трагическая военная панорама, и крылья победы, поднимающие нас над землёй. А если кто-то ещё считает, что Шнитке – непонятный, холодноватый композитор, просто пересмотрите этот фильм. Он создал настоящую мистерию великой битвы в музыке. Как проблески солнца на сталинградском снегу. …А что такое Сталинград для всех нас – объяснять не нужно. Встанем и помолчим в этот день. Хотя бы на несколько минут перенесёмся к тем людям с потускневших фотографий. Это и есть вечная слава.
Сталинградские знамения: битва на Волге как прелюдия Победы
Десять лет назад мастера из Ростова Великого создали икону Пресвятой Богородицы Знамение Сталинградское. По благословению митрополита Волгоградского и Камышинского Германа (Тимофеева) ее доставили в город, ставший во всем мире символом беспримерного подвига нашего народа. Канонический знаменский образ дополнен изображением пылающих руин и встроенными в оклад гильзами, в которых хранится пропитанная кровью наших воинов земля с Мамаева кургана. Эти бойцы положили «за други своя» жизни ради высшей любви — той, что заповедал людям Христос.
Изначально ни советские, ни германские военачальники не предполагали решающей битвы под Сталинградом. В 1942-м наша Ставка ждала нового наступления врага на Москву (до нее гитлеровским армиям оставалось пройти 200 километров). Но фюрер нацелил главный удар на Кавказ, запланировал лишить русских топлива, захватив нефтепромыслы Баку и Грозного (месторождения Башкирии и Сибири еще не были разведаны). Группе армий «В» Паулюса ставилась вспомогательная задача выйти к Сталинграду, прикрыв основной прорыв, перерезав дороги на Кавказ — железные, шоссейные, водную по Волге.
28 июня взревели, загрохотали 17 тысяч орудий, моторы более 1200 танков, 1600 самолетов. Бронированные тараны разметали войска Брянского фронта, окружили Юго-Западный, стали с ходу крушить Южный и Северо-Кавказский. Советское руководство спешно перебрасывало резервы и силы с Московского направления, собирая остатки выходящих из котлов частей. Три свежие армии в излучине Дона составили новый Сталинградский фронт. 17 июля подошел противник. Началась величайшая битва.
28 июля в условиях надвигавшейся катастрофы Сталин издал приказ № 227 «Ни шагу назад!» — своего рода крик боли, горькой правды о бедственном положении дел. Открытым текстом перечислялось: отступая, мы уже отдали под власть нацистов 70 миллионов человек населения, лишились 10 миллионов тонн стали, сотен миллионов пудов хлеба в год; страна оказалась на краю пропасти. Требовалось жестко покончить с инерцией бегства. Отступавшие без приказа командиры и комиссары приравнивались к предателям. Создавались штрафные батальоны для трусов, а из надежных подразделений — заградительные отряды, призванные останавливать бегущих, пресекать панику любыми средствами, вплоть до расстрелов на месте.
В перестройку эти меры охарактеризовали как преступные, хотя аналогичные действия французского командования в Первую мировую острой критики никогда не вызывали, наоборот, Жоффра, Фоша, Клемансо славили как спасителей отечества в критических ситуациях. Кинорежиссер, автор знаменитой «Баллады о солдате», настоящий боевой офицер Григорий Чухрай писал: «Заградительные отряды... Мы о них и не думали. Мы знали, что от паники наши потери были большими, чем в боях. Мы были заинтересованы в заградотрядах». Ведь стойко и самоотверженно дравшиеся фронтовики не могли спокойно взирать на то, как удирали с поля боя обрекавшие их на разгром соседи. Впрочем, свирепость заградотрядов с «пулеметными очередями в спины отступавших» — либеральная ложь. Ошалевших беглецов, как правило, вразумляли и возвращали на передовую. По Сталинградскому фронту с 1 августа по 15 октября задержали 140 755 человек (численность трех армий)! Из них 131 094 вернули в их части, 2961 направили в штрафбаты, 3980 арестовали. Расстреляли 1189 человек.
В жесточайших боях 6-ю армию Паулюса остановили на рубеже Дона, однако на Кавказе наши войска продолжили отступление, оторвались от других соединений Красной армии. В линии фронта возникла огромная дыра, чем воспользовался Гитлер, повернувший на Сталинград 4-ю танковую армию Гота. К Волге с юго-востока ринулась стальная лавина. Враги хвалились рекордом: за день их войска промчались по советской территории 150 километров. Советское командование успело выдвинуть навстречу лишь 6-ю гвардейскую танковую бригаду (44 «тридцатьчетверки») подполковника Михаила Кричмана. У станции Абганерово она притормозила разогнавшихся оккупантов, которые за время броска израсходовали топливо и остановились, подтягивая тылы. К нашим танкистам также подходили резервы. Завязались упорные схватки.
Впоследствии германские военачальники обвиняли своего фюрера в роковых ошибках, помешавших выиграть войну. Относили к таковым одновременное наступление на Кавказ и Сталинград, переброски 4-й танковой армии — сперва на Кавказское направление, потом обратно. Самооправдания битых мемуаристов не убедительны. Достаточно взглянуть на карту, чтобы увидеть: если бы немцы нацелили все свои силы на Сталинград, то получили бы мощный фланговый удар с юга. Что же касается армии Гота, то именно ее действия позволили обескровить дивизии трех фронтов Красной армии, однако в горах танки были неэффективны, уязвимы, и обратный поворот в степи был вполне оправданным.
Гитлеровские генералы умолчали о главной роковой ошибке. Они недооценили доблесть русских и внутреннюю мощь России. 4 июля пал Севастополь, но высвободившуюся армию Манштейна перебросили не для подкрепления наступавших группировок, а под Ленинград. 12 дивизий из германского резерва двинули не на южное направление, а под Вязьму, где также кипели бои. На юге, как считалось, победа у немцев уже была в кармане. Наших громили, русские беспорядочно отступали, и в этом плане никаких разночтений у фюрера и его генералов не наблюдалось, все они пребывали в эйфории от успехов.
Под Сталинградом армия Паулюса перегруппировалась и 22 августа рывком форсировала Дон, с юга подошли сотни танков Гота. Перед ними раскинулся красивый, разросшийся в 1930-е промышленный город: крупные предприятия, жилые кварталы, парки, набережные, 400 тысяч населения.
В небе над ними 23 августа появилась вражеская авиация. Две тысячи самолето-вылетов волна за волной превратили кварталы в груды битых кирпичей. От растекшейся нефти полыхала Волга. На улицах и под завалами лежали 40 тысяч погибших. Других, потерявших все, вывозили во временные таборы.
В тот же день севернее парализованного Сталинграда враги вырвались к Волге, рассекая советскую оборону, и это событие праздновалось по всей Германии: по радио звучали фанфары, объявлялось, что «крепость большевиков у ног фюрера». Действительно, гитлеровские танки уже вползали в город. У поселка Гумрак их встретили девушки-зенитчицы 1077-го полка. Ударили с близкого расстояния, пожгли часть машин, но после новых атак бронетехника прорвалась, оставляя за собой раздавленные орудия, изуродованные тела защитниц. Вскоре появилась у Тракторного завода, собиравшего и ремонтировавшего «тридцатьчетверки». В кабины наших боевых машин сели рабочие, которые ответили огнем с заводской территории. Непрошеных гостей отогнали.
Командующий отрезанной в Сталинграде 62-й армией генерал Василий Чуйков и городское руководство искали любые подкрепления. Нашлись батальон курсантов военно-политического училища и ополчение, состоявшее из рабочих, милиции, старшеклассников. Потом стали прибывать подразделения с других участков фронта. Кое-как налаживали оборону внутри города.
Варварские бомбежки сослужили фашистам плохую службу. Перед ними лежали сплошные завалы, танки остановились. Развернулись бои за дома, подвалы, заводские корпуса. Гитлеровцам показалось, что надо лишь чуть-чуть дожать... Но их потери росли, а в лабиринты руин втягивались все новые полки и дивизии.
На Кавказе нацисты тоже завязли, до нефтепромыслов Баку не дошли. На первый план у них вышла задача поставить под контроль транспортировку нефти через Сталинград. К тому же фюрера с его оккультными увлечениями обуяла магия символов: захватив названный в честь советского вождя город, он, мол, стал способен одолеть и Сталина. Имелись и другие, более прозаические расчеты: успех должен был, по идее, подтолкнуть к войне против СССР Турцию и Японию. Но и советское руководство представляло подобные последствия. Обе стороны подводили резервы, наращивали силы.
Дрались и схлестывались среди развалин, наспех создавали некие подобия крепостей, используя элеватор, вокзал, заводы, Мамаев курган, Дом Павлова, «Г-образный дом»... Наша тяжелая артиллерия поддерживала защитников из-за Волги, а солдаты пехоты, спасаясь от вражеских бомбежек, прижимались поближе к укрытиям немцев. Иногда позиции сторон располагались в каком-нибудь десятке метров, нередко — одна над другой, на разных этажах здания. Связь защитников с тылами осталась только через Волгу, которую враг простреливал из пушек и минометов. Постоянно налетали германские самолеты. Каждый рейс лодки или парома становился подвигом, и тем не менее сквозь всплески смертоносных разрывов смельчаки везли подмогу, еду, боеприпасы, в обратную сторону — раненых.
К 14 сентября противник захватил Мамаев курган, элеватор, вышел в городе к реке, разрезав армию Чуйкова пополам. Паулюс даже придумал нашивку за взятие Сталинграда, велел изобразить на ней здание элеватора, однако в ночь на 15-е морская пехота и 13-я гвардейская дивизия Александра Родимцева под шквальным огнем форсировали Волгу, а затем штыками и гранатами отбили набережную, вокзал и Мамаев курган, восстановив сплошную оборону.
Донской фронт Рокоссовского (к северу от города) и Сталинградский фронт Еременко (в самом городе и к югу от него) неоднократно предпринимали контрнаступления, пытаясь оттеснить гитлеровцев, но эти контратаки захлебывались. Верховный направил сюда лучших военачальников, Жукова и Василевского. Вместе с командующими фронтов они пришли к выводу: главная причина неудач — спешка, как только из резерва прибывают свежие дивизии, их тут же бросают в бой, оттого потери большие, а результаты ничтожные. Напрашивалось иное решение — нарастить кулаки помощнее.
Линия фронта вытянулась к Сталинграду длинным выступом. Разведка выявила: по мере того как мясорубка городских сражений перемалывала немцев, их соединения с окраин и предместий сдвигались в город, а освободившиеся, относительно спокойные участки занимали румыны и итальянцы, чьи позиции прорвать было легче, чем германские. Наши наметили удары на таком расстоянии от Сталинграда, чтобы танковые и моторизованные части врага не сразу подоспели на помощь.
Директиву о контрнаступлении Сталин подписал 7 октября. К Донскому и Сталинградскому фронтам потянулись эшелоны с войсками, техникой, обеспечением. Этот период оказался самым тяжелым. 14 октября гитлеровцы возобновили общий штурм, завалили защитников снарядами и минами. Нашей 62-й армии тем временем сократили поддержку артиллерией и авиацией. Пополнения, приток боеприпасов шли на подготовку контрударов. На запросы чуйковцев следовали ответы: выделяем сколько можем, держитесь.
В ноябре стала замерзать Волга, по которой пошло сплошной массой ледяное «сало». Пересекать реку осмеливались лишь отдельные лодки. Раненых вывезти не могли, собирали увечных в подвалах на берегу. Многие умирали. Патроны и гранаты нашим бойцам сбрасывали по ночам с самолетиков По-2. Когда боеприпасов не хватало, дрались штыками и прикладами. В то время даже понятие героизма нивелировалось. Для сталинградцев все это стало слишком обыденным.
Немцы напирали. Поредевшую армию Чуйкова разрезали на три цеплявшиеся за клочки прибрежной земли части. Узенькие островки простреливались насквозь. Гибель казалась неминуемой, но 11 ноября в ночном небе солдаты увидели Знамение, Пресвятую Богородицу. Ряд свидетельств на этот счет записали сотрудницы главных сталинградских музеев. Уполномоченный Совета по делам церкви Украинской ССР докладывал в Москву, что целый полк 62-й армии стал коллективным свидетелем Знамения и распространял об этом рассказы. Солдаты друг другу передавали: «Мы все такое видели — Божья Матерь была в небе! В рост и с младенцем Христом! Теперь точно порядок будет!»; «Как увидел в небе Божью Матерь, душа была в возвышенном состоянии. Мне сразу стало ясно, что не погибну и живым вернусь домой. Уверенность в победе больше не покидала».
Пришедшая на помощь грешным, многострадальным русским людям Богородица окрылила их надеждой, засвидетельствовала, на чьей стороне правда, и это стало переломным моментом не только великой битвы на Волге, но и всей войны! Нацисты все еще самоуверенно высчитывали, когда падет Сталинград, но защитники намеревались выстоять, а 19 ноября, через восемь дней после явления Божией Матери, развернулось контрнаступление. Ударные клинья двух наших фронтов прошибли неприятельские фланги и встретились у городка Калач. Группировка Паулюса угодила в кольцо.
Но враг все еще оставался слишком сильным. Контингенты германцев сохранили боевой порядок, заняли прочную оборону, надолго связав семь армий Рокоссовского. Для снабжения противника был налажен воздушный мост. А на безвестной речке Мышкова нашим воинам пришлось стоять насмерть, заливая кровью степные снега, чтобы остановить танковую армаду Манштейна, не дошедшую до окруженных всего 30 километров. И все-таки надлом врага уже произошел, чем воспользовались перешедшие в наступление другие красноармейские фронты. Стали теснить гитлеровцев на Кавказе, под Великими Луками, наконец-то прорвали блокаду Ленинграда, под Воронежем разметали и уничтожили итальянскую и венгерскую армии.
Углубившийся в прорыв танковый корпус генерала Василия Баданова на аэродроме под Тацинской сжег 300 самолетов, тех самых, что обеспечивали боевые действия Паулюса. Растрепанный Манштейн повернул прочь, чтобы не попасть в новое кольцо.
С каждым боем, с каждой атакой неприятельская территория в Сталинграде сжималась. Оставшись без воздушного снабжения, враги оголодали, обовшивели. Их военачальник доложил Гитлеру, что возможности сопротивления исчерпаны, просил разрешения на капитуляцию. Вместо ответа тот произвел его в фельдмаршалы — видимо, с намеком на самоубийство (до сих пор германские фельдмаршалы в плен не сдавались), но Паулюс предпочел не понять, что имел в виду фюрер.
Очередным натиском войска Рокоссовского разрезали 6-ю армию надвое, и 30 января новоявленный фельдмаршал сдался вместе с северной группировкой. Южная еще какое-то время сопротивлялась, однако на нее обрушился шквал снарядов, и 2 февраля она, вывесив белые флаги, начала выползать из подвалов. В плен попала 91 тысяча. Сотни тысяч сгинули при штурме города и в окружении.
С тех пор гитлеровцам не удавалось достичь таких же успехов, как прорыв к Сталинграду. Отсюда, от берегов Волги, их погнали на запад — по пути к Берлину. Моральный настрой наших воинов разительно переменился: от паник, обреченности, отчаянных слов «ни шагу назад» к еще далекой, но уже реальной Победе. Отношение к нашей стране тоже изменилось. Прежде даже союзники обращались с ней эдак пренебрежительно, теперь же у всего мира будто заново открылись глаза на Россию...
Выполненная ростовчанами в 2013 году Сталинградская икона Знамения — в своем роде не единственная и даже не первая. Немецкий военный врач и протестантский пастор Курт Ройбер, находясь в окружении с армией Паулюса, нарисовал на Рождество «Сталинградскую Мадонну». Впоследствии ее признали святым образом в англиканской, лютеранской и католической церквях. Но если сравнить ее с нашей, то легко прийти к выводу: духовная сила у нее явно не та. В русском образе композиция символизирует великий подъем от пожарищ и смерти к небесам, торжество вечной жизни над мраком и разрушением, высший подвиг самопожертвования. У Ройбера — крайне стесненная, замкнутая в кольце (в окружении) фигура. Мадонна сидит, укутав покрывалом и прижав к себе Младенца Христа, а вокруг начертана надпись по-немецки: «Свет. Жизнь. Любовь. Рождество в «котле». Крепость Сталинград. 1942», — звучит как напоминание о том, чего лишили себя дерзнувшие напасть на Россию люди. Что ж, это — тоже знамение великой битвы на Волге, многими в мире, к их несчастью, забытое.
(исп м-лы СМИ; Арсения Замостьянова, зам. гл.редактора журнала «Историк»; В. Шамбарова)